Думаю, этот нарядный спектакль будет благожелательно воспринят новосибирской публикой, несмотря на ее сердитость по отношению к директору театра. В нем всё есть для успеха: гениальная музыка Верди, божественное пение Вероники Джиоевой (Аида) и Агунды Кулаевой (Амнерис), характерные роли Шандара Зондуева (Рамфис) и Алексея Зеленкова (Амонасро), экстравагантные декорации и богатые костюмы. С намеками на древнеегипетскую экзотику, с одной стороны, и с сюрреалистическими слониками Сальвадора Дали, с другой. Этакий в меру смелый отход от канона, решительный шаг в сторону, но недалеко, чтобы не напугать. Да, неизбалованной публике должно понравиться.

Ну а мне — не очень. То есть спектакль-то по замыслу, по амбиции шикарный, но некоторые детали — трамваем по стеклу.

— Зачем эти засушенные слоны? Что они символизируют? — озадачила вопросом спутница.
— А зачем эти ветряки? — ответил я вопросом на вопрос.

Да и как тут ответить? Выскажу предположение, слоны и ветряки появились на сцене, потому что режиссер Вячеслав Стародубцев и художник Жанна Усачева, некогда обучаясь своему ремеслу, твердо усвоили: сценическое пространство должно быть разделено вертикалями. Иначе картинка будет скучной. Потом в театральном институте еще рассказывали, что данные вертикали должны быть интегрированы в сюжет, в целостную концепцию спектакля, но это занятие постановщики прогуляли. Поэтому слоны с ветряками сами по себе, а опера сама по себе. С таким же успехом можно было на сцене Эйфелеву башню воткнуть или, к примеру, статую Свободы. Тоже вполне себе вертикали. Хотя, пожалуй, нет, к статуе Свободы могут православнутые активисты прикопаться, не надо нам Свободы.  В общем, если вас спросят «зачем слоны?», отвечайте уклончиво: «Ну, во-первых, это красиво».

В целом, спектакль очень статичный. Концертное исполнение, но в костюмах и в декорациях. Есть красивая музыка, есть красивая картинка, но всё стоит на месте. Артисты встали вот эдак и гордо поют, не шевельнутся. Потом переместились, встали по-другому и снова поют, не шелохнутся. Краснознаменный ансамбль им. Александрова и то больше движется, хотя и при исполнении. Все понимаю: Верди это прежде всего величественные хоры и арии, но ведь опера — синтетический вид искусства, с элементами драмы. Должно же на сцене что-то происходить. Джузеппе не случайно сюжеты выбирал с бурными человеческими страстями.

С другой стороны, может, и хорошо, что просто стоят и поют. Вот, к примеру, ввел режиссер в сюжет эфиопского ребенка и всем он мешает, и зрителям и особенно артистам. Шарахается мальчонка бессмысленно по сцене, от арий отвлекает. Драма это очень непросто.

К режиссеру еще есть вопросы.  Либреттист Гисланцони, начиная второе действие, дает ремарку: «Покои Амнерис». Вполне естественно, что дочка фараона Амнерис по-хозяйски разбирается со своей рабыней-соперницей Аидой, находясь у себя в покоях. А режиссер Стародубцев эти действия помещает в условное сценическое пространство, и происходящее становится менее понятным. То же самое можно сказать и о третьем действии. Гисланцони пишет: «Берег Нила. Гранитные утёсы, между которыми растут пальмы. Наверху, на скалах, за листвой, наполовину виден храм Изиды. Звёздная ночь. Светит луна». А у нас все опять в условном пространстве. Да, я нудный, я люблю понимать, что, черт возьми, происходит на сцене. Даже в рамках оперной условности действия и слова героев должны быть мотивированы.

Финал оперы доводит режиссерскую условность до абсурда. Либреттист пишет: «Наверху — храм Вулкана, внизу — подземелье». То есть по замыслу создателей оперы Радамес и Аида поют из склепа. Обычные постановщики поступают просто — делают двухэтажную декорацию. На верхнем этаже танцуют жрицы, на нижнем — замурованные в крипте — прощаются с жизнью Аида с Радамесом. Но не таков Вячеслав Стародубцев, у него главные герои умирают все в том же условном сценическом пространстве. Поэтому слова Радамеса «Закрылся камень роковой надо мною, и вот моя могила! Дневного света мне уж не видать…» лишаются смысла. «Руки мои бессильны этот огромный камень прочь отодвинуть…» О каком камне ты поешь, парень? Где камень-то?

Еще пару камней в огород художника по костюмам.
Египетский гонец одет так же, как и враги-эфиопы. Это нелогично, непонятно, кто за кого.
Военный костюм Радамеса неуклюж, тенор выглядит в нем как баба в сарафане, а вовсе не как мужественный полководец.
Костюмы Аиды и Радамеса в финальной сцене похожи на какие-то чехлы. Сценические костюмы, простите за банальность, должны подчеркивать достоинства певцов, а некоторые мелкие недостатки скрывать. Герои умирать собрались, на небо улетать, а вы их в какие-то пластиковые мешки одели. Нехорошо.

И о субтитрах. Опера, как теперь заведено, исполняется на итальянском, а на фризе идет русский перевод. Субтитры, судя по корявости, сделаны Гуглопереводчиком. «Моему горю нет надежды». «Моя мольба летит над дельтой». Дельта, дорогие мои, это, во-первых, буква греческого алфавита, во-вторых, математический термин, в-третьих, дельтовидная мышца. А если вы имели ввиду дельту Нила, то так и пишите: «Моя мольба летит над дельтой Нила». И будете верно поняты.

Как это по-нашему! Вложить серьезные деньги в постановку (навскид оцениваю в 8 млн руб) и пожалеть три копейки на нормальные субтитры! Дайте мне, я за бесплатно отредактирую. Из уважения к дедушке Джузеппе. И еще. Тире, мать вашу, отбивается пробелами! С обеих, факин шит, сторон! И никак иначе! Я — граммар-наци. Мне ваши безграмотные титры все впечатление от оперы испортили.

Фотографии с сайта театра. Здесь краткое изложение великой оперы.

Здесь фоторепортаж Виктора Дмитриева с комментариями Елены Поляковой: Призрак Дали в опере (фоторепортаж)

Еще рецензии:

http://izvestia.ru/news/622655

http://www.mk.ru/culture/2016/07/17/alye-parusa-dlya-aidy.html