Тахикардия у меня была с детства. Иногда после резкой пробежки или другого внезапного физического усилия у меня начинало бешено колотиться сердце. Это было неприятно, но не больно, я делал пару глубоких вдохов и через пару минут сердцебиение входило в норму. Ребенком я самостоятельно научился выходить из приступа и, поскольку они случались редко, беспокойства у меня не вызывали.   В зрелом возрасте приступы стали случаться чаще и продолжительность их увеличилась. Как-то пришлось ждать целый час, пока сердце успокоится.  И однажды (кажется, в 1998 году) я решил обратиться  к врачу. Пошел в городскую больницу на прием к аритмологу.

Аритмолог оказался общительным и, готовясь к снятию кардиограммы, развернул со мной живую дискуссию о судьбах отечественного здравоохранения. «Вот вы говорите медицинское обслуживание, а я настаиваю на термине обеспечение, — горячился врач. — Обслуживание подразумевает примитивную завязанность на деньги, а ведь здоровье человека не меряется деньгами, ему нужно именно медицинское обеспечение!». Я всегда считал, что врачи оказывают нам именно услуги и с экономической точки зрения больница ничем не отличается от автосервиса — там тоже все начинается с диагностики — но благоразумно не стал спорить с доктором.

Он собирался снять не просто кардиограмму, а кардиограмму в момент приступа. Чтобы спровоцировать пароксизм тахикардии врач подключил ко мне два электрода: один провод прикрепил к предплечью, а другой затолкал в нос и просунул в пищевод, чтобы поближе к сердцу. Глотать тонкий провод через нос процедура неприятная, но не столь болезненная как, скажем, зондирование желудка.

«Сейчас я буду провоцировать приступ, бить вас током, это не больно, — добродушно сказал доктор. — Разряды будут идти сериями по восемь штук. Если не удастся спровоцировать с первого раза — вы уж извините — придется увеличить напряжение. Чтобы отвлечься, думайте о чем-нибудь приятном, например, о сексе.»

 И он стал бить меня током.

Сериями. По восемь раз.

Только вот думать о сексе у меня почему-то не получалось. Не то, чтобы я не мог думать о сексе в принципе. Общеизвестно, что здоровый мужчина постоянно думает о сексе. А я пока еще здоровый. Просто, когда тебя бьют током, зацепив электрод за сердечную мышцу, как-то не получается думать о сексе. Вообще думать ни о чем не получается. С каждым ударом в глазах меркнет свет и мозг на короткое мгновенье отключается. Отключается примерно как телевизор. Ты нажимаешь на кнопку, экран сжимается до белой полоски, полоска сужается в белую точку, белая точка гаснет. Все это за мгновение. Далее — чернота. Не какой-то неясный свет, не музыка ангелов, а просто — ни-че-го. Сознание выключается, как телеэкран, быстро и буднично. Наверное, также произойдет, когда я умру. В общем, приятно думать о сексе у меня не получилось.  

А у эскулапа не получился приступ с первого раза. Поэтому он поднял напряжение. Потом еще раз поднял… Я лежал, тихо матерился и в коротких перерывах между ударами электрической дубины по голове пытался прийти в сознание. С шестого захода этот гестаповский эсэсовец вызвал у меня приступ тахикардии и записал, наконец, кардиограмму. 

Рассматривая с умным видом черные зубчики на розовой миллиметровке врач сообщил, что болезнь моя не изличима, но и не опасна. «Вы же умеете выходить из приступа? Вот и выходите». Наверное, в то время тахикардию действительно не умели лечить. В заключение, доктор еще раз торжественно провозгласил принцип медицинского обеспечения и тут же попытался впарить мне аппликатор Кузнецова (это такая пластмассовая хрень для массажа). Но я от аппликатора решительно отказался, от приступов тахикардии он все равно не помогает.