В новосибирском Оперном сегодня давали «Фальстафа». Последнее произведение Верди целиком привезено из Мариинского театра, и костюмы, и бутафория, и труппа. Дирижировал сам маэстро Гергиев.

Милые бытовые детали.
Билет в 8-й ряд стоит 1200 рублей. Цена на спектакль из Мариинки просто смешная, поэтому театр был полон, ложи блистали.

На входе всех пропускают через рамки металлоискателей – безопасность! Но на мои фотоаппарат, телефон и пистолет рамка никак не отреагировала. Я имел шанс стать террористом.
Опера исполняется на итальянском и сопровождается русскими субтитрами. Субтитры проецируются на фриз сцены. Когда-то я придумал для НГТОиБ слоган: «Самый большой театр России». Так вот, наш Оперный действительно самый большой и высота сцены в нем около 15 метров. Т.е. в пространство сцены легко войдет одноподъездный пятиэтажный дом. Когда ты пытаешься уследить и за происходящим на сцене и за субтитрами на пятом этаже – очень быстро затекает шея.
Некоторые спонсирующие организации устроили для своих сотрудников культпоход. Справа от меня сидела какая-то девица, ей сразу же стала скучно, она достала телефон и стало отправлять СМС-ки. В ответ ей тоже приходили СМС-ки, видимо, с других рядов, и она успешно скоротала 3 нудных оперных часа.
Привычка слушать музыку в машине на большой громкости дурно влияет на способность слушать живую музыку в театре. Хотя я сидел в восьмом ряду, моим барабанным перепонкам очень не хватало привычного звукового давления и сильно хотелось пересесть куда-то поближе, а лучше – в оркестровую яму.
Наш Оперный после ремонта очень хорош. Никаких намеков на былую разруху. Правда, сиденья слишком жесткие и буфетов недостаточно. В перерыве я так и не смог выпить чаю. Кстати, мои впечатления от посещения Большого в Москве находятся здесь.

О спектакле.
Постановку оперы Верди в Мариинке осуществила команда из столицы – режиссер Кирилл Серебренников, художник Николай Симонов и хореограф Алла Сигалова.

Вообще-то Серебренников впервые ставил оперу. До этого он работал в рекламе, на телевидении, в драматическом театре. В критических статьях к нему применяют эпитеты «модный» и «медийный». Медийный – в современном жаргоне означает – раскрученный, часто мелькающий в новостях.

Опера – очень дорогой вид искусства. Опер у нас пока ставится мало, в нацпроекты их не включают, стабфонд для них не распечатывают. Поэтому газетные критики высказываются о мариинском «Фальстафе» крайне осторожно, опасаясь загубить нежные ростки нового. Они искренне пытаются найти в постановке Серебренникова нечто прогрессивное, позитивное, сбрасывающее рутину с оперных подмостков. Вот, например, комплиментарная статья из «Коммерсанта». Кстати, фотографии сцен спектакля тоже взяты с их сайта. Вот выдержки из статьи некой Марины Борисовой.
«Это уже не режиссерский театр. По большому счету, это вовсе не опера, и даже, учитывая обилие движения, придуманного Аллой Сигаловой, не опера-балет. Опера «Фальстаф» превратилась в зрелище «Фальстаф». Здесь к Верди относятся внимательно, но не наделяют его исключительными правами.

На этот спектакль надо идти не ради музыки. По сути, это экстремальное шоу в холодной эстетике глянца: всякая мелочь этой истории превращена в самодостаточный, расфуфыренный и упакованный в целлофан аттракцион, где есть на что посмотреть – от современных хай-тековских интерьеров и одежды дорогих марок до летающих черных кадиллаков и карнавальных чучел». Конец цитаты.

Вдумайтесь в слова критикессы: «На этот спектакль надо идти не ради музыки». Это об оперном-то спектакле! Я скажу проще и без обиняков. В этом спектакле ничтожно мало оперы и очень много капустника. Собственно чудо оперы было явлено нам только во второй картине третьего действия. Чудо – это когда ты завороженно следишь за происходящим на сцене, слушаешь божественную музыку, сопереживаешь героям, даже не понимая итальянского текста, и веришь в реальность разворачивающейся сказки. В трехчасовом спектакле у меня было 5 минут чуда. Даже соседка справа на это время утихла и перестала посылать СМС-ки. И, скажу вам честно, 5 минут чуда – это немало.

К сожалению все остальное было капустником, причем капустником несмешным, неостроумным, натужным. Нелепое фиглярство, балаганное ерничество, выспренная буффонада. Ощущение неуклюжей самодеятельности и острое чувство стыда за происходящее на сцене.

Еще раз подчеркну. Оркестр звучал отменно, солисты пели великолепно. Исполнитель главной роли был хорош и заголовок этой заметки к нему лично никакого отношения не имеет. Даже балетная группа иногда двигалась синхронно. Но дикость происходящего на сцене заставляла морщиться и осторожно поглядывать на других зрителей, как они-то все это воспринимают?

Если интерпретация оперы Верди заключается в том, чтобы перенести сюжет в другое время и смешать образы из разных эпох, добившись некоторых комических сопоставлений – то обращайтесь в наше рекламное агентство. Творческий отдел за вполне умеренный гонорар напридумывает вам вагон этого добра. Будет и смешнее, и страшнее, и образнее. Но не надо называть это искусством. Это даже не ремесло!

На капустник я хожу 1 апреля в Дом Ученых. А в Оперный – я иду на оперу! Не надо меня смешить, у вас этого не получится, сделайте мне красиво! Верните рутину на оперные подмостки! Долой режиссеров с их интерпретациями! Серебренников маздай! Руки прочь от Верди и Шекспира!

Принимала новосибирская публика питерский спектакль очень хорошо. Мы долго аплодировали и кричали «Браво!». «Буратино, хлопая, отбил свои деревянные ладоши». Потому как не ради денег они к нам приехали, а ради святого искусства. Пишу это без всякой иронии. Труден хлеб артиста и пусть наградой ему будет наша искренняя благодарность. А те, кто встал и сразу же ушел – быдло.

В спектакле участвовал сибиряк Василий Горшков, ныне солист Мариинки. Ему особенно дружно аплодировали и кричали: «Ва-ся! Ва-ся!» Оно и понятно! Наш! И мы высокому не чужды!

Еще один отчет и фоторепортаж со спектакля.